Раздается уверенный стук в дверь. Итан прячет голову под подушкой, надеясь, как маленький, что отец исчезнет, но стук повторяется, становясь настойчивей.

– Входи, – вымученно говорит Итан, вылезая из своего пухового царства. Он прекрасно понимает, что если отец вознамерился поговорить, его уже ничего не остановит. Удивительно, что он не сорвался раньше.

– Уже обед, сынок, – шериф морщится, почувствовав запах прелых носков и подсохшей пиццы, и идет открывать окно.

– Угу, – согласно бормочет Итан, садясь на кровати и кутаясь в одеяло. Он похож на не очень свежее человеческое буррито, Хилл бы оценил.

Чертов Хилл.

– Давай поговорим, – мягко предлагает отец, присев рядом.

– Окей. О чем?

– Я тебя умоляю, только давай обойдемся без тактики «я не понимаю, что происходит». Не вынуждай меня тащить из участка детектор лжи.

– Как-то это слишком, тебе не кажется? – Итан хмурит брови и закутывается покрепче, словно одеяло может его защитить. – Ты бы еще наручники на меня надел и принес лампу, чтобы в лицо светить.

– Надену, если понадобится, – шериф усмехается, но скрыть беспокойство у него не получается. Итан виновато вгрызается в нижнюю губу, понимая, что отец не заслуживает такого отношения, после смерти мамы ему и так прилично досталось.

Он не знает, с чего начать, поэтому молча смотрит в одну точку, петляя от одной мысли к другой.

Помнишь Хилла, пап? Ага, оборотня, который помогал нам в расследовании. Так вот, Хилл меня трахнул, все было хорошо — даже слишком, — а потом молча уехал, не сказав ни слова. Даже записку не оставил. Круто, да?

– Ты опять где-то витаешь, – Нейтан дотрагивается до его плеча и мягко улыбается. – Уже неделю не выходишь из спальни, постоянно спишь, спускаешься раз в день, чтобы поесть, отмалчиваешься и, судя по всему, ни разу не мылся.

Итан шумно принюхивается, как обычно делал Джонатан, и морщится. От него и правда воняет, как от протухшей курицы.

– Я не знаю, с чего начать, – он пожимает плечами и обреченно вздыхает.

– Начни сначала, – подсказывает отец.

– Это, вроде как, долгая история.

– Я взял выходной, у тебя — каникулы, спешить нам некуда.

– Ладно, – Итан удивлен, что отец отпросился с работы, чтобы поговорить с ним. Значит, он действительно ни на шутку встревожен, и утихшая со временем совесть младшего Майерса просыпается ото сна. – Кажется, я… мне кажется… я думаю… точнее, я уже знаю…

Нейтан удивленно приподнимает бровь, явно не понимая, над каким признанием сын так ломает голову.

– В-бщм-я-гй.

– Сынок, извини, но я ничего не понял.

– Я гей, – на выдохе повторяет Итан, сдувшись, как воздушный шарик. Он горбится, вжимая голову в плечи, срывает с губы кровящую корочку и опускает глаза.

– О господи, – Нейтан запускает пальцы в отросшие волосы. Отцу бы пора наведаться в парикмахерскую, но он постоянно слишком занят – дело о медведе облетело весь штат, и на участок набросились репортеры, ниоткуда взявшиеся свидетели и беспокойные мамаши, обвиняющие власти в опасности, которой они подвергли их детей. Настоящий бардак.

Итан что-то согласно мычит, внимательно изучая свои руки.

– Я уж думал, что ты убил кого-то и закопал на заднем дворе, – шериф усмехается, и Итан поднимает на него удивленные глаза, приоткрыв рот от шока.

– То есть тот факт, что твой единственный сын – гей, вызывает у тебя куда меньшее беспокойство?

– Не пойми меня неправильно, Итан, – отец разводит руками, – но с тех пор, как в детстве ты заявил, что хочешь жениться на Бэтмене, у нас с мамой возникли некоторые подозрения.

– Я этого не помню, – Итан смотрит на отца с сомнением. – Глупость какая-то.

– Еще ты отрастил волосы, носишь узкие джинсы…

– Да все так делают! Сейчас мода такая! – Итан с жаром перебивает отца, отказываясь признавать, что по стилю можно определить сексуальную ориентацию.

–  … и ни разу не назвал ни одну одноклассницу привлекательной, хотя я постоянно  спрашивал, кто тебе нравится. Зато ты потратил десять минут моей жизни, чтобы убедить, что Дэнни из параллели умный и крутой, и в красках описывал, сколько у Билли Пэланса кубиков и какие у него мощные бицепсы.

– Ну, допустим, я им просто завидовал, – Итан обидчиво сводит брови, но признает, что правда на этот раз за отцом. – Я тогда… не понимал этого.

– Я не хочу тебе врать, сынок, я надеялся, что ты перерастешь это. Найдешь девчонку, в которую влюбишься, женишься — и не на Бэтмане — заведешь четверо детишек и все такое. Но сильно я себя не обманывал.

– Четверо? – Итан, как всегда, фокусируется на чем угодно, кроме действительно важных вещей. – Да куда тебе столько внуков, пап. Чисто статистически хотя бы один из них пойдет в меня, и тогда…

– Все дело в Джонатане?

Итан тут же затыкается, давясь воздухом. В голове становится пусто и звонко, он открывает и закрывает рот, как выброшенная на берег рыбка, и беспомощно смотрит на отца, отчаянно нуждаясь сейчас в его помощи и защите.

– Я найду его и пристрелю, – обещает Нейтан, и что-то в его взгляде говорит о том, что он не шутит.

– Он не виноват, – Итан бросается тушить пожар, пока тот не распространился на весь город, – это я, я его спровоцировал.

– Тебе семнадцать, – укоризненно отрезает шериф, – а он взрослый мужчина, который должен думать головой.

– Во-первых, – Итан щурится, – мне через неделю восемнадцать. Во-вторых, возраст сексуального согласия в Алабаме с шестнадцати. По закону…

– У вас был секс? – шериф выглядит шокированным, будто Итан сообщил ему, что зажарил на завтрак соседскую кошку. – Как давно? Нет, не отвечай, я не хочу знать, что Хилл жал мне руку, ужинал в моем доме, а потом делал с моим сыном…

– Боже мой, – возводя очи горе, Итан прячет голову в одеяло, – шериф Майерс, я отказываюсь давать показания без своего адвоката.

– Я тебе сейчас уши надеру, Майерс. Вы хотя бы предохранялись?

– Да, – Итан достает из-под укрытия кончик носа и опасливо косится на отца. Он беззастенчиво врет, но ему сейчас не слишком хочется вдаваться в подробности репродуктивной системы оборотней и объяснять, что они не подвержены венерическим заболеваниям. Даже несмотря на то, что он сам узнал об этом далеко не сразу.

– С приездом этого Хилла, – отец явно сдерживается, подбирая слова, – моя жизнь пошла под откос.

– А моя, по-твоему, в порядке? Ладно, забей. Есть еще кое-что, о чем тебе нужно узнать.

– Ты залетел?

– Чего-о-о?

Итан недоуменно моргает, пытаясь понять, шутит отец или нет. Судя по его встревоженному виду, не шутит. Господи, помоги.

– Он оборотень, я понятия не имею, как у него там все устроено! – Нейтан смущенно встает, чтобы пройтись, и закрывает окно.

– Матка не передается половым путем, пап, сядь и расслабься, – этот диалог нехило отжирает силы, которых у почти голодающего Итана и так нет. – Между нами возникла связь. Особенная, не такая, как между тобой и мамой или обычными людьми. Не любовь… ну, не совсем любовь.

Нейтан, сложив руки на груди, молчаливо и сосредоточенно ждет, когда сын соберется с мыслями и продолжит.

– Почти все оборотни моногамны. Связь, которая возникает между ними, длится всю жизнь. Иногда они могут даже не нравиться друг другу, но связь держит их вместе, и со временем они к этому привыкают. Кто-то становится друзьями, кто-то любовниками, кто-то даже врагами. Связь возникает между их звериными сущностями, а вот как сложатся отношения, зависит только от человеческого сознания.

– Но ты не оборотень… я надеюсь. Иначе я действительно найду Хилла и застрелю.

– Бери калибр побольше, он живучий, – Итан улыбается, но улыбка у него получается сломленная. – Нет, я не оборотень. Связь между человеком и оборотнем возникает очень редко. Она почти не изучена, даже оборотни о ней толком ничего не знают. Я тоже не знал, что происходит, потому что Джонатан не соблаговолил рассказать, и мне пришлось съездить к Анпэйту и долго его уговаривать, чтобы он хоть чем-то поделился. Я ему, блин, три ведра воды натаскал, помог посадить картошку и вытряхнуть шкуры. Чуть спину не сорвал, вернулся домой без задних ног.

– Хитрый ушлый старик, – Нейтан усмехается, – думаю, ему просто не хватает общения. 

– Совести ему не хватает, – мрачно бурчит Итан. – В общем, все случилось так, как случилось. Связь начала зарождаться еще до того, как Хилл понял, что происходит. А я вообще ничего не понимал, думал, что совсем спятил. Мало того, что влюбился в парня, так еще и в парня, который меня на двадцать лет старше. Оборотни, конечно, стареют медленнее людей, можно снять ему лет семь, но все равно.

– То есть, ты в него влюблен?

Не стоит забывает, что его отец был профессиональным детективом. Он всегда улавливает суть, даже когда Итан напускает вокруг нее густой туман.

– Наверное, – ему не хочется озвучивать правду, которую он и сам принимает с трудом.

– А он в тебя?

– Он уехал, не сказав ни слова. Похоже на любовь?

Нейтан пожимает плечами.

– Как бы мне не нравился этот парень, он дважды спас тебя от медведя, подставив свою шкуру, и постоянно за тобой приглядывал, чтобы я не беспокоился. Забил нам морозильник кроликами, потому что ты отказывался есть что-то другое.

– Ну вкусно же, – Итан вздыхает.

– Вкусно, – охотно соглашается шериф, – но я не об этом. Я не слишком разбираюсь… в отношениях, кхм, между мужчинами… наверное, твоя мама бы лучше подобрала слова в такой ситуации, но Хилл не выглядел как человек, которому на тебя наплевать.

– Ты его сейчас выгораживаешь, что ли? Мне он кроликов таскал, а тебе бурбон, не думай, что я не заметил, как вы переглядывались. Я сын шерифа.

– Будь он здесь, я бы все еще с большим удовольствием всадил ему пару профилактических пуль.

– Ладно, я понял. Давай без насилия, окей? Хватит с меня уже, сыт по горло.

Нейтан неохотно кивнул, явно не распрощавшись с идеей продырявить Джонатану шкуру при встрече.

– Как бы там ни было, что ты планируешь делать дальше? Нельзя же просто лежать в постели целыми днями. Эту связь… можно разорвать?

– Не знаю, пап, – честно отвечает Итан, – я поговорю об этом с Анпэйту, может, он что-нибудь знает. Кстати! – он резко вскакивает с кровати, отбросив одеяло, и начинает рыться в бардаке на столе.

– Господи, что еще?

– Эта связь – довольно прикольная штука. Смотри, – Итан берет в руки перочинный нож и уверенно чиркает себе по запястью.

Отец шокировано бросается к нему, перехватывая руку, и зажимает рану ладонью, пытаясь остановить кровь.

– Итан, ты рехнулся?! Какого…

– Да не кричи ты так, все соседи сбегутся. Убери руку, не бойся. Кровь уже остановилась.

Нейтан не выглядит убежденным, явно решив, что сын совсем спятил и только что попытался лишить себя жизни прямо на его глазах. Но руку действительно убирает, загипнотизированно наблюдая за тем, как глубокая рана затягивается прямо на его глазах.

– Круто, да? – Итан выглядит повеселевшим. – Еще я стал лучше видеть в темноте.

– Нет, сынок, это вообще не круто.

– Не будь занудой, – Итан закатывает глаза, – я случайно порезался, когда точил карандаши, и случилось то же самое. Я сначала подумал, что у меня совсем шарики за ролики заехали, попробовал еще раз, и результат тот же.

– То есть вот чем ты тут занимаешься целыми днями? Режешь себя?

– Да нет же, господи, – Итан ни за что не признается, что действительно оставил себе пару глубоких порезов, когда понял, что шрамов не будет. Физическая боль отлично отвлекает от душевной.

Всю правду отцу знать не нужно. Этого и так хватит, чтобы на его голове появилась парочка новых седых волос.

– Еще я чувствую его волка, – поддавшись внезапному порыву откровений, Итан усаживается обратно на кровать. – Он… тоскует. Хочет вернуться. Думаю, ему больно.

– Все это какой–то бред, – Нейтан качает головой, – ты точно уверен, что тебе не стоит, ну, обратиться к психологу?

– То есть я только что продемонстрировал тебе, что у меня появились суперсилы, как у Росомахи, и ты все еще мне не веришь?

– Не сравнивай жизнь с комиксами, Итан. От всего этого проблем больше, чем пользы.

– Тут я с тобой солидарен.

Отец хмурится. На его лице отображается хорошо знакомое Итану сомнение, словно он раздумывает, рассказывать ли о чем-то сыну или не стоит.

– Ты что-то знаешь? – без обидняков спрашивает Итан.

– О связи? Нет, это для меня темный лес. Но есть кое-что, о чем я тебе никогда не рассказывал. Я не придавал этому значения, – шериф как будто бы оправдывается, и это напрягает. – Я никогда особо не верил во всю эту мистическую чушь, так что…

– Не томи, пап. Какую чушь?

– Дело в твоей маме.

Оба Майерса вздрагивают от ее упоминания и разрывают зрительный контакт. Эта тема всегда была не слишком желанной в их доме, потому что они оба так и не оправились до конца после ее смерти.

– У Мэри было… Что-то вроде чутья.

– Что, как у Человека-Паука?

Нейтан закатывает глаза. Его сыну почти восемнадцать, но в чем-то он все еще ребенок. Во многом, если спросить мнения старшего Майерса, но кого вообще волнует, что он там думает? Точно не Итана.

– Грубо говоря, да. Когда что-то случалось, она всегда это чувствовала. Помнишь, когда я словил пулю на дежурстве? Она в тот вечер умоляла меня не ехать на работу, но не мог же я просто позвонить в участок и сказать, что мне нужен отгул, потому что у моей жены дурное предчувствие. Мэри так же волновалась перед пожаром в Браунз-Ферри, отказывалась отвечать, в чем дело, но я решил, что дело в беременности, и она просто беспокоится из-за ребенка.

– Из-за меня, – с горечью соглашается Итан.

– Да. Она хотела поехать туда, когда узнала о пожаре, чтобы помогать пострадавшим, но я отговорил ее, это же полнейшее безумие. Там могла быть утечка радиации, вы бы оба пострадали.

– А в тот день, когда… когда мама умерла? Она это тоже чувствовала?

– Последний раз я видел ее утром за завтраком, но мне показалось, что все в порядке. Мы не встретились на станции, я координировал закрытие дорог.

– Возможно, чутье не распространялось на нее саму, – Итан несмело делает предположение. – Но это же мама, она храбрая. Она бы закрыла глаза на предчувствие, если бы дело касалось безопасности других людей.

– Да, Мэри действительно была храброй. – Прошедшее время царапает слух и отца, и сына, но им давно пора признать, что она не вернется. Мэри Майерс осталась в прошлом.

– В общем, моя мама была кем-то типа медиума, а ты мне об этом не рассказал. Ну класс, пап.

– Я никогда не думал об этом всерьез до этого момента, Итан, – шериф огрызается, но мгновенно берет себя в руки. Не время срываться на сыне, которому и так прилично досталось. – Кстати, Мэри знала Анпэйту.

– Этот день нужно обвести красным в календаре, – Итан ерзает на кровати, пытаясь найти удобную позу. – Столько открытий. Будем праздновать, как день благодарения. Ладно, молчу. Откуда она знала Койота?

– Гуманитарная миссия, настолько я помню. Зимой, как ты понимаешь, охотиться не так просто. Они доставляли еду малоимущим, и Мэри всегда откладывала что-нибудь для Анпэйту. Если подумать, она ездила к нему не только зимой, но я…

– Не придавал этому значения, да? – Итан улыбнулся. – Я тебя не осуждаю, правда. Ты же знаешь, каким я бываю невнимательным. Думаю, это у нас семейное.

– Да уж, – отец не выглядит слишком счастливым, признавая сходство их недостатков.

Нейтан кажется смертельно уставшим, каким обычно приходит после особенно тяжелых смен, и за время разговора он как будто теряет почву под ногами, состарившись лет на десять.

– Ладно, пап, – примирительно говорит Итан и кладет руку отцу на плечо, – нам обоим есть, над чем подумать. Мне жаль, что ты узнал обо всем так, я не хотел тебя разочаровывать. Прости.

– Итан, ты, конечно, бываешь жуткой занозой в заднице, но ты ни разу меня не разочаровывал. Думаю, это мне стоит извиниться. Я недоглядел за тобой, не замечал, что происходит с Мэри…

– Так, ну все, хватит, – Итан перебивает отца, пока тот окончательно себя не накрутил. – Ты прекрасный отец и был отличным мужем. Мама тебя любила таким, какой ты есть, и я тебя тоже люблю. И ты тоже, знаешь ли, бываешь занозой в заднице.

– Семейное? – улыбается Нейтан и наклоняется, чтобы обнять Итана. – Я тебя тоже люблю, сынок. Мы как-нибудь с этим справимся. Только я тебя прошу, уберись и помойся, здесь дышать невозможно.

– Окей, – Итан хлопает отца по плечу и неловко отстраняется.

Стоит ему уйти, как свернувшийся в клубочек волк начинает жалобно скулить под ребрами, требуя внимания и ласки. Зверю невдомек, почему спутник его покинул, и он скребет когтями по грудной клетке, выворачивая Майерса наизнанку.

– Прости, дружок, – Итан, у которого и так глаза на мокром месте после диалога с отцом, бессильно сжимает руки в кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони. – Я никак не могу тебе помочь. Мне теперь до тебя не дотянуться.

Он кладет руку на грудь, там, где находится его собственное сердце и скулит чужой волк, и не чувствует ничего, кроме пустоты.

Отредактировано Ethan Myers (2023-01-27 10:24:50)