Я пошел прочь по вечереющим улицам, заглядывал в лица прохожим, ловил улыбки, изумительные маленькие движения, — вот прыгает косица девчонки, бросающей мячик о стену, вот отразилась божественная печаль в лиловатом овальном глазу у лошади: ловил я и собирал все это, и крупные, косые капли дождя учащались, и вспомнился мне прохладный уют моей мастерской, вылепленные мною мышцы, лбы и пряди волос, и в пальцах я ощутил мягкую щекотку мысли, начинающей творить // Набоков // Спасибо aurum seneca за дизайн.
////////////////////////////

арфа сломана

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » арфа сломана » Jonathan x Ethan » 14 апреля 1991 / End of the ride


14 апреля 1991 / End of the ride

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

https://i.ibb.co/JHcy7c1/faegsrhdtj.png
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀//

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀и был он волком — иным из рода, глаза желтели, хранил свой дар. ходили слухи:
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀бездушный, гордый, что жажду с голодом обуздал;
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀стоял у мраморных белых лестниц, держал осанку — почти святой;
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀и солнце пало к его коленям, как белый яблоневый бутон.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀воспитан ночью, луной похищен, всю силу предков в себя вместив;
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀одни кричали, что чертов хищник, отродье адово во плоти,
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀другие молвили — нет, прекрасен, чистейший ангел в плену клыков,
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀а он смеялся над этой распрей; жилось спокойно, легко, легко.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀жилось в свободе — лихой, безмерной, но та истерлась, сухая кость;
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀он встретил мальчика с кровью смертных и хитрым дьявольским огоньком,
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀что бился в радужках темных, карих;
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀тот волк был холоден, мудр, коварен, но вот его позабыть не смог.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀и он метался в изгибах комнат, на мягких креслах, ни мертв, ни жив;
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀простого мальчика так запомнить — да это мыслимо ли, скажи?
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀болело что-то, вернулось к венам, дымился крестообразный шрам;
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀«утратил душу? отнюдь, неверно.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀глядите, вот же она — нашлась».

Отредактировано Ethan Myers (2023-02-21 00:24:00)

2

Сложно остаться прежним, когда в паре метров от тебя кровожадное чудовище разрывает человека на клочья. Оборотень одним рывком вырывает трахею из горла загнанной жертвы, чей сдавленный крик тонет в страшном бульканье крови, и впивается острые когтями куда-то меж ребер. Что было дальше, Итан не знает – выпав из оцепенения, он принялся бежать, и пробежал, кажется, не один километр, прежде чем согнуться пополам от удушливого кашля с характерным металлическим привкусом. Он совершенно один, над лесом, словно фонарь, горит идеально круглая луна, а в тишине одиноко воет нечто, что точно не является волком. 

– Это не медведь, – упрямо талдычит Итан, узнав о результатах вскрытия, и отец, один из немногих, на удивление ему верит.

Так в городе появляется Джонатан. Еще один оборотень, бывший военный.

Воспользовавшись компьютером в школьной библиотеке, Итан от злости кусает губы, когда ему не удается найти на него информацию даже в полицейской базе, пароль от которой он давно свистнул у отца.

Отношения у них не залаживаются. Итан лезет, как говорит отец, «не в свое дело», Джонатан смотрит на него, как на надоедливую муху, кружащую вокруг, и теряет к нему интерес сразу после допроса о происшедшем. А ведь он, твою мать, единственный свидетель, что это за пренебрежение?

Итан перебирает старые дела в участке, когда за прикрытой дверью слышатся чьи-то тяжелые шаги, а помощник шерифа, откашлявшись, без приветствия выдает: «чем обязан, мистер Хилл?»

Слившись со стеной, Итан незаметно подбирается к двери, чтобы получше расслышать их диалог.

Джонатан спрашивает, на месте ли шериф, а когда узнает, что тот сегодня на дежурстве, мешкается, не решаясь задать интересующий его вопрос.

– Где у вас можно выпить?

Брови у Итана ползут на лоб, помощник шерифа, Майкл, тоже явно не ожидает такого поворота. Он называет название одного из немногочисленных баров в городе, и Джонатан, хмыкнув, уходит.

Итан выжидает полчаса, то и дело поглядывая на настенные часы, и нетерпеливо натягивает на плечи куртку.

– На сегодня все, парень? – Дружелюбно спрашивает Майкл. – Тебя подбросить?

– Я сегодня на машине.

Итан от предвкушения разве что из штанов не выпрыгивает. Он почти точно уверен, что Джонатан не просто так собрался в бар - интуиция подсказывает, что вечер обещает быть интересным.

Добравшись до заведения на своем потрепанном седанчике, Итан предусмотрительно паркуется чуть поодаль. Задумавшись, накидывает на голову кепку, а сверху – еще и капюшон.

Сегодня в заведении, которое держит Сэм Уильямс, не протолкнуться. Итан пробирается к барной стойке, аккуратно стреляя глазами по сторонам, и обнаруживает мрачного Джонатана в одиночестве за одним из столиков углу.

– Можно пива? – Спрашивает наугад, пытаясь спрятать лицо под козырьком и слегка изменив голос, добавив хрипотцы.

Стоящий за стойкой Сэм начинает ржать, привлекая к себе внимание, и Итан вжимает голову в плечи, боясь, что Джонатан их заметит.

– Ты что тут вообще забыл, пацан? Табличку на входе не видел? Все еще восемнадцать плюс. Твой отец знает, что ты здесь?

– Нет, – честно говорит Итан, поднимая глаза на Сэма. – Он на дежурстве. Сегодня… годовщина смерти мамы.

У него горчит на языке, когда он так беззастенчиво лжет, но выражение лица Сэма тут же меняется.

– Ладно, – он хмурится, явно не зная, что сказать, – я принесу тебе газировки, можешь… посидеть тут немного.

Видимо, Сэм решил, что ему одиноко и некуда податься. Что в целом не так уж и далеко от правды.

Итан слегка поворачивается, чтобы разглядеть Джонатана, и начинает кусать постоянно обветренные губы, что стало его новой дурной привычкой.

3

Едва Джонатан оказывается в тесном, переполненном, выцветшем помещении бара, на миг возникает тишина, нарушаемая лишь гулом телевизора. Выдрессированная годами службы осанка не подводит, как и ни одна мышца лица не дергается под косыми взглядами и перешептываниями. Хиллу нет до них совершенно никакого дела, и он собирается свалить из тухлого провинциального городишки при первой же возможности. Найдет их медведя, сдаст начальству, и дело с концом. Не впервые ему разгребать подобное дерьмо.

- Бурбон, - останавливает он потянувшуюся к бочку с пивом руку бармена.

Американцы любят заливать в себя пиво - после работы, во время матча, на встрече с друзьями. Джонатан вырос там, где скуку и тоску глушат чем-то покрепче и насыщеннее. "Не каждый виски - это бурбон, но каждый бурбон - это виски," - говорят в его краях. Пиво для волчьей сущности Хилла, как компот в средней школе, и с тем же успехом он мог бы пригласить шерифского сыночка на сок и тортом.

- А-а-а, из Кентукки что ли? - любопытство, присущее жителям маленьких городов, мелькает в хитром и не очень добром прищуре бармена. Видимо, известие о новоприбывшем оборотне облетело каждый дом, и местные даже не пытаются лицемерить, изображая гостеприимство. Их можно понять, ведь кому охота иметь под боком оборотня? Родившийся и впрямь в Кентукки Джонатан годы после отставки провел в департаменте полиции Нового Орлеана, и чуток расслабился, ибо в городишках побольше к тварям уже попривыкли и не считают за гетто. Поди не каменный век за окном. - Ваш диалект черта с два спутаешь.

Джонатан не слишком настроен трепаться, потому без единого слова уносит стакан за дальний столик, с которого вполоборота можно смотреть телевизор, подвешенный под потолком. На небольшом экране показывают запись довольно скучного футбольного матча "Новый Орлеан" против "Лос-Анджелеса", но местные завсегдатаи орут так, будто видят игру впервые. Хилл пододвигает пепельницу и достает зубами из помятой пачки красного "Marlboro" сигарету. Курево он чувствует во много крат сильнее, чем любой присутствующий в баре, но это хотя бы немножко гасит запах малолетки, прячущегося, как самый великий сыщик двадцатого столетия, под кепкой и капюшоном.

Он чуял ребенка в участке, и даже не удивился, когда тот же запах ударил в нос в баре. От бдительного взгляда военного не ускользает, как мальчишка оборачивается, наблюдая за ним исподтишка. По крайней мере, пацан уверен, что он вне видимости Хилла. Пока не нарушает личные границы своим обществом и не мешается под ногами, пусть таскается следом, но что-то Джонатану подсказывает, что у парня шило в заднице, и проблемы еще настигнут.

- С каких пор тварей пускают смотреть футбол с нормальными людьми? - вдруг раздается с соседнего столика.

Джонатан продолжает гипнотизировать телевизор. Он затягивается сигаретой, всасывая щеки до впадин, и флегматично выпускает дым. Сигарета тлеет за несколько затяжек, осыпаясь пеплом на давно прожженную поверхность стола с кругами от кружек.

- Эй, гони его взашей, Сэм, как псину, а то воняет!

Окурок жестко вминается во дно пепельницы, после чего бывший вояка распрямляется. Не так он планировал провести вечер, но, коль людям скучно, нужно помочь им развеселиться.

- Воняет здесь исключительно из твоего рта, - Джонатан скалится, обнажая зубы.

Он не станет первым устраивать драку, но мужики за соседним столиком уже встают, посчитав одну фразу новичка достаточным поводом для разбитой морды. Виноват всегда будет оборотень, даже если пальцем не шевельнул.

- Бей животное! Бей! - это уже их друзья принялись колотить кружками, поддерживая зачинщиков.

4

От одного взгляда прибывшего в город чужака исходит леденящая душу угроза, которую местные жители интерпретируют по-разному. Кто-то, кто поумнее, старается обходить оборотня стороной, кто-то, вроде простых работящих парней, воспринимает одно его существование как вызов устоявшимся в их мире порядкам. Кто-то хочет помериться силой, кого-то влечет любопытство.

Итан же… что ж, стоит взглянуть правде в глаза, он таскается за хмурым волчарой уже не просто из-за желания поставить точку в расследовании и наказать виновных, чтобы изнуряющие ночные наконец закончились. Джонатан все чаще появляется в его снах, такой же мрачный и таинственный, как наяву, разве что ведет он себя… иначе. На утро, проснувшись от беспокойного метания по кровати, Итан не помнит, что именно ему снилось, и подолгу стоит в душе, зачарованно наблюдая, как с отросших волос медленно стекает вода.

Одно он знает наверняка – его влечет к Джонатану, будто магнитом, и с каждым днем это влечение становится все болезненнее, потому что Хилл не делает даже малейший шаг навстречу.

От горьковатой газировки щекотно в носу, Итан медленно цедит ее через трубочку, пока Джонатан, в уютной компании стакана с янтарной жидкостью, курит, следя за матчем. Что-то подсказывает Итану, что он вовсе не фанат футбола, но иногда даже таким, как он, нужно расслабиться за пределами пустого гостиничного номера.

Совершенно ожидаемо, что отдыхающий в баре оборотень заставляет местных напрячься. Итан чувствует, как воздух начинает вибрировать, стоит Крису Редфилду, местному автомеханику, подать голос. Его дружки, словно по команде, встают следом за своим предводителем, и в баре воцаряется такая тишина, что слышно лишь комментатора матча, взволнованно оповещающего о голе. Обычно ликующие в такие моменты зрители молчат, проглотив язык.

Джонатану же будто и вовсе нет дела до окружающих его мужиков, отрезающих дорогу к выходу.

– Идиоты, – думает Итан, беспокоящийся вовсе не за чужака.

Крис собирается нанести тяжелый удар кулаком, размахнувшись, но Джонатан оказывается быстрее. На его фоне уже полупьяные мужики двигаются в замедленном действии, но на него одного в тесном углу приходится четверо, и Итан готов поспорить, что один из ударов он пропускает намеренно.

Он делает выдох, скидывая кепку и капюшон, и собирается покончить с дракой, пока кому-нибудь не понадобилась скорая. И вряд ли Джонатану.

– Прекращайте! – Итан пытается перекричать подначивающую своих героев толпу, и хватается за плечо Криса, пытаясь развернуть его к себе. От неожиданности Редфилд толкает его локтем в живот, и Майерс отлетает к барной стойке, больно прикладываясь поясницей.

Пока он пытается вздохнуть, раздается басовитый голос Сэма.

– Здесь сын шерифа!

При упоминании старшего Майерса наконец-то наступает тишина.

Итан корчится от острой боли в спине, пытаясь прийти в себя, а на лице Криса появляется настоящий ужас, когда он, обернувшись, понимает, что чуть не покалечил единственного отпрыска шерифа.

– Либо заканчивайте этот балаган, либо разбирайтесь снаружи. Я не позволю вам громить мой бар, – Сэм как всегда непреклонен.

Оттесняя Криса спиной, Итан пробирается к Джонатану. Он должен пресечь драку, которая вполне может продолжиться, любой ценой.

– Меня прислал шериф, – громко объявляет Майерс, – у него к тебе дело. У кого-нибудь есть возражения?

Пройдясь взглядом по стушевавшимся мужикам, Итан кивает головой в сторону выхода.

– Ты ведь мог увернуться, – оказавшись на улице, он заявляет это без тени сомнения, рассматривая слегка кровящую ссадину на хищном скуластом лице. – Не стоит туда возвращаться.

Они оба знают, что никакого дела у шерифа нет, как и нет нужды произносить это вслух. Итан нашаривает в карманах ключи от тачки, посильнее сжимая их в кулаке.

Поясница чертовски ноет. Завтра он наверняка обнаружит огроменный синяк.

– Ладно, – неуверенно произносит Итан, чувствуя зараждающуюся между ними неловкость, – просто постарайся не нарываться на неприятности, окей?

Он отправляет Джонатану саркастичную улыбочку и отворачивается, чтобы дохромать до тачки, одной рукой держась за пострадавшую спину.

Отредактировано Ethan Myers (2023-01-17 12:05:26)

5

Пьяному море по колено, и поддатые работяги, едва держась на ногах, наивно считают, что могут уложить оборотня с военной закалкой на лопатки. Джонатан смотрит на раскрасневшиеся физиономии с равнодушным снисхождением. Он уворачивается от первых ударов, оставляя на память сломанный нос, кажется, главному из этой шайки. Его самого оттесняют в угол, но Хилл не чувствует себя загнанным, наслаждаясь заварушкой. Списанный с военной службы в горячих точках, он не может найти себя места в мирное время в простых жилых районах, разгребая архивы, и Джонатан намеренно пропускает очередной удар, ощущая через мгновение металлический вкус слюны на языке и саднящую кожу на вкусе.
Он чувствует себя снова живым, как после пули во Вьетнаме, куда его занесло по милости властей на закате войны.

- Идиот, - едва слышно рычит Джонатан на браваду мальчишки, который полез разнимать взрослых мужчин.

Крис за опрометчиво подставленный локоть, под который попадает сыночек шерифа, расплачивается ударом под дых, сгибаясь пополам сломанным деревяным солдатиком. Отрезвляет его правда не столько удар, сколько упоминание папаши Майерса. В баре становится еще тише, и Сэм даже отключает звук на телевизоре. Местные не особо желают цапаться с полицией - вполне обычное дело для маленьких городков, где рука руку моет.

Никто не преграждает им путь, когда они с мальчиком покидают бар. Младший Майерс тут вроде неприкосновенного. Помнится, самому Джонатану в детстве приходилось выгрызать место под солнцем клыками. Видимо, потому щенок позволяет себе шляться вечерами по барам, лезть во взрослые разборки и открывать рот. Он знает, что папочка его отмажет. Кто бы сомневался, что единственным свидетелем нападения оборотня стал тоже Майерс. Такие вечно суют свой нос в чужие дела.

- Тебя не спросил, - кратко бросает Хилл, когда они оказываются на улице. Мальчишка, как и почти все дети в семнадцать лет, берет на себя слишком много, и однажды ему за это влетит посильнее, чем сегодня. - Бары не для малолеток, пацан, что ты тут забыл в такой час? В школу завтра не надо? Домашка по алгебре, или что вы там проходите?

Джонатан лишь вскидывает бровь, мол ты серьезно, когда дерзкий мальчишка принимается раздавать сердобольные советы. Внутри правда помимо раздражения и снисходительности зарождается тень беспокойства, глядя на хромающую походку. Все-таки этот Крис не из слабого десятка, а мальчишка тощий, как щепка. Шериф голову оторвет за сына.

- Я поведу, - отрезает Джонатан, отбирая ключи из пальцев подростка, и занимая водительское кресло. - Весь город видел, как ты ушел со мной. Если с тобой что-то случится, я не хочу отвечать. Ты сам сказал, что нам нужно к шерифу.

На лобовом стекле красуется трещина, а в салоне пахнет подростковым потом (еще говорят, что волчары воняют), газировкой и затхлой тканью. Машине требуется ремонт и чистка, потому как тачка держится на одной изоленте. Его собственный Форд Мустанг - стильный черный автомобиль из восьмидесятых - остается куковать до утра перед баром, и опыт подсказывает Хиллу, что у некоторых чешутся руки нагадить ему, так что он еще пожалеет о добром жесте по отношению к пацану.

- Куда?

6

– Мы в свободной стране, где хочу, там и нахожусь, – Итан огрызается, исподлобья глядя на Джонатана, решившего взять на себя роль папочки. Хватит с него почти ежедневных проповедей от шерифа, он не будет терпеть еще и высокомерное попечительство оборотня, который его ни во что не ставит.

– Этот ублюдок мне нос сломал! – Доносится оглушительный рев из бара, и Майерс хмурится, понимая, что им надо сваливать.

Вот только он вовсе не ожидает, что Хилл последует за ним.

– Эй, – Итан осоловело провожает исчезнувшие в руке Джонатана ключи и застывает, как истукан, когда оборотень огибает его машину, чтобы занять водительское сидение. – Мне не пять лет, я могу добраться до дома самост…

– Пусти, сука, я его пристрелю! – Бар сотрясается от очередного крика Редфилда, дружки которого из последних сил удерживают пьяного автомеханика от необдуманных поступков.

– Блядь, – Итан лаконично комментирует события, нервно оборачиваясь на дверь заведения, и садится на пассажирское сидение уже без промедлений.

Джонатан проворачивает ключ в зажигании, тачка начинает недовольно тарахтеть, но, чихнув движком напоследок, замолкает, отказываясь заводиться.

– Свечи давно пора менять, – недовольно бубнит смутившийся Итан, – попробуй еще раз, только газу поддай, – он нежно кладет руку на торпеду, поглаживая прохладный пластик, – давай, малышка, этот… – хочется сказать «мудила», но Итан вовремя прикусывает язык, – этот грубиян тебя не обидит.

Словно услышав успокаивающее бормотание своего владельца, со второго раза старенький Форд заводится успешно. Джонатан выруливает на дорогу, отдаляясь от бара, и Итан со вздохом откидывается на спинку кресла.

– Пристегнуться не хочешь? – Итан сделал это сразу, как только оказался в машине – кто, если не сын шерифа, прекрасно осведомлен о статистике погибших в автомобильных авариях по причине пренебрежения безопасностью. – Или ты слишком крут для ремней?

Расстояние между ним и Джонатаном меньше вытянутой руки, и Итан начинает заполнять своей болтовней пространство, как делает всегда, когда волнуется.

– Отец дежурит, так что просто довези меня до дома, мистер «тебя-не-спросил».

Майерс начинает нервно стучать пальцами по коленке, обтянутой плотной джинсой.

– Я, кстати, спас твою задницу сегодня. Но нет, что ты, – он всплескивает руками и строит удивленное лицо, – не стоит меня благодарить, плевое дело. Всю жизнь мечтал вытаскивать оборотней из передряг. Обрел, можно сказать, цель в жизни.

Итан недовольно фыркает и наконец-то замолкает, понимая, что его несет. Дорога идет через густой лес, и он заставляет себя отвести взгляд от крепких рук, вальяжно устроившихся на руле его тачки. Джонатан ведет машину уверенно и расслабленно, словно у него под задницей новенькая Импала, а не разваливающийся седанчик.

Пока Итан болтает, он не сводит глаз с напряженного профиля, упрямо поджатых губ и зеленоватых глаз, внимательно следящих за пустой дорогой. Джонатана вполне можно назвать красивым, Итана, как начинающего художника, завораживает его внешность, потому что в острых чертах лица явно прослеживается что-то дикое, животное.

Он тяжело вздыхает, отворачиваясь и вглядываясь в темноту, и чуть было не подлетает от неожиданности к потолку, когда в тусклом свете фар (лампочки тоже давно пора поменять) внезапно появляется крупная фигура, выпрыгнувшая на дорогу из тени деревьев.

– Хилл, тормози!

7

Пока Майерс - как зовут этого пацана? - ерзает и нервно озирается по сторонам под обещания кого-то из посетителей бара пристрелить волчару, Джонатан с ледяным спокойствием со второго раза заводит автомобиль и плавно выезжает на дорогу. Для подростка из глуши подобные разборки кажутся чем-то захватывающим. Для человека, прошедшего войну, это все не больше, чем просто цирк пьяных клоунов. Они его боятся, потому никогда не смирятся с его существованием на их территории. Хилл же считает себя выше всякой необходимости заслуживать свое пребывание в городе.

- Не хочу, - он упускает момент о том, что он в принципе слишком крут, и речь не только о ремнях.

Джонатан не любит трепаться. Он ненавидит случайных попутчиков, собутыльников и попытки затащить его в койку. Он отказался в свое время работать в команде, а после потери близкого друга во Вьетнаме вовсе одичал, как настоящий зверь. Хилл берется лишь за одиночные задания, ночует после секса в своей постели, готовит завтрак только для себя.

Мальчишка, видимо, не замечает отстраненности мужчины, либо, наоборот, пытается развеять неловкую для него паузу светской беседой, но все это действие больше напоминает размешивание сахара в застоявшейся кружке с чаем.

- Ты всегда такой болтливый? Или только со мной? - Джонатан скашивает взгляд на мальчишку, истерично постукивающего пальцами по тощей коленке. Видимо, подросток соображает, что его присутствия в машине становится многовато, и замолкает.

Шериф вроде нормальный мужик, и явно опекает пацана, как надо. В чем тогда его проблема? Обычно подростки не слишком заинтересованы в общении со взрослыми. Майерс же, наоборот, так часто ошивается рядом, что его запах скоро въестся в одежду Хилла, как парфюм. Занимательно, что запах тела подростка не вызывает отвращения, скорее просто заполняет собой все пространство, вынуждая смириться с присутствием.
У каждого дома есть запах, так вот этот город пахнет мальчишкой.

- Мы бы, конечно, не разобрались без ребенка, и от оборотня ничего не осталось, - снисходительно отвечает Хилл. - Будет что рассказать друзьям, пацан.

Впрочем, не похоже, чтобы у мальчишки были друзья, иначе бы он проводил время с какой-нибудь девчонкой на заднем сидении или такими же длинноволосыми модниками у кого-нибудь на квартире с травкой. Вместо этого Майерс торчит допоздна в участке, а затем ходит попятам за оборотнем с дерьмовой репутацией. Судя по всему, популярности подростка дальше падать некуда.

Он отвлекается всего на секунду, поворачиваясь на пацана, но этого достаточно, чтобы едва не унести жизни обоих в могилу. Джонатан выжимает педаль тормоза, и пустую трассу разрезает визг порядком потрепанной и подбитой жизнью машины. Не позволяя автомобилю загулять из-за заблокированных колес, он чуть отпускает педаль, пока визг не стихнет, и вновь повторяет торможение, останавливаясь прямиком перед возникшим в свете фар зверем. Крупные когтистые лапы оказываются на капоте, оставляя полоски соскобленной краски. Раздается самый настоящий медвежий рев.

- Не выходи из тачки, - он кладет свою руку поверх пальцев пацана на ремне безопасности, опережая его импульсивность.

Джонатан захлопывает за собой дверь, привлекая внимание хищника. Нет никаких сомнений, что перед ним оборотень, - тот самый, о котором говорил Майерс, и которого все сочли за выдумку из книжек. Видимо, он решил разделаться с единственным свидетелем, но не рассчитал, что мальчишка будет не один.

- Он не твой, - Хилл рычит, глядя медведю прямо в глаза. Мальчишка не разберет слов, но зверь прекрасно понимает каждый звук и движение волка.

Джонатан выпускает когти и обнажает клыки, предупреждая, что будет защищать машину до последнего. Они одновременно налетают друг на друга, впиваясь когтями в морды и пытаясь повалить противника на землю. Это не имеет ничего общего с дракой в баре. Когда сцепляются два зверя, обычно живым выходит лишь один. Это закон природы.

Хилл отбрасывает медведя на дорогу, запрыгивая сверху и оставляя отпечаток своих когтей на шее. Крупный хищник ревет, но находит силы перекатить Джонатана на лопатки.

- Уезжай!

8

Несмотря на то, что отметка термометра по вечерам не превышает десяти градусов, а кое-где еще лежит снег, в машине довольно быстро становится жарко. Итан пару секунд мучает ручку стеклоподъемника, приоткрывая окно, и с наслаждением подставляет бледное лицо под резкие порывы свежего воздуха.

Он иронично закатывает глаза, когда Джонатан так и не удосуживается пристегнуться. Если волчаре и впрямь жить надоело — это не его проблемы.

– Я начинаю сомневаться в твоих дедуктивных способностях, – не менее снисходительным тоном отвечает Итан. – Это от местных могло ничего не остаться — ты мог убить кого-нибудь, и даже мой отец не сумел бы тебе помочь. Я уже знаю, на что способны оборотни, – он уныло отворачивается к окну и понижает голос, – уж поверь.

Комментарий о друзьях Итан пропускает мимо ушей, подмечая тот факт, что Джонатан постоянно называет его «пацаном» – видимо, младший Майерс персона настолько незначительная, что оборотень даже и не пытался запомнить чужое имя. Итан чувствует укол обиды под лопаткой и раздраженно ведет плечом, пытаясь удержать себя от новой порции колкостей.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – Он все-таки не сдерживается и снова поворачивается к Джонатану, чувствуя, как горят щеки. – Ты меня, конечно, не спрашивал, но я все равно скажу. Проблема не в том, что ты оборотень. По крайней мере, не только в этом. Ты никому здесь не нравишься, потому что у тебя на лбу написано, что мы тупые и неотесанные деревенщины, и пока ты смотришь на всех свысока, строя из себя мистера «крутого», люди не станут тебе помогать. А если ты думаешь, что помощь тебе не нужна, то ты точно самонадеянный идиот.

Волкам-одиночкам сложнее выжить. Гораздо проще выследить и загнать добычу, если ты в стае. Особенно, если добыча – такой же злой одинокий хищник.

После своей смелой бравады Итан чувствует легкую вину, хоть и горделиво держит подбородок приподнятым. Каждый раз, стоит Джонатану оказаться рядом, у Итана в голове сгорает парочка важных предохранителей. Кажется, один из них – инстинкт самосохранения, иначе нельзя объяснить, почему в компании мрачного, еле знакомого мужика-оборотня, который может за секунду откусить его голову, Майерс ощущает себя в безопасности, даже когда перестает контролировать свой бескостный язык. Сродни чувству, которое возникает, когда после долгой дороги ты наконец оказываешься дома.

Когда нечто выпрыгивает прямо им под колеса, Итан уже почти собрался с мыслями, чтобы неловко и не совсем искренне извиниться за очередную дерзость. Стоит машине с лязгом оттормозиться, оставляя за собой длинный след шин, как на капот тяжело ложатся крупные лапы с длинными закругленными когтями.

Итан в ужасе переводит взгляд на перекошенную от ярости, уже знакомую медвежью морду, на которой ярко-красными огнями горят глаза, неотрывно следящие за каждым его действием.

Он уже хватается за ремень, чтобы освободиться, когда на пальцы, ледяные от ужаса, ложится успокаивающе теплая рука Джонатана. Итан поднимает на него неуверенный взгляд, полный страха, и заторможенно кивает, чувствуя, как мимолетное прикосновение успокаивает, мгновенно унимая дрожь во всем теле.

Медведь предсказуемо не дает Джонатану время, нужное, чтобы полностью обратиться, и накидывается на него сразу же, как тот покидает машину. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы проанализировать, насколько сейчас не равны их силы.

Пару секунд Итан молча наблюдает за происходящим, будто в кинотеатре под открытым небом, а потом силой воли берет себя в руки, стараясь не обращать внимание на бьющиеся друг об друга коленки.

– Ну уж нет, херовина ты косолапая, – он начинает болтать, чтобы хоть немного успокоиться, и оборачивается назад, раскидывая в разные стороны смятые банки «Dr Pepper», упаковки от бургеров, тетрадки, карандаши и прочий хлам, – да где же ты, твою мать… клянусь, я уберусь, если мы выживем… ну наконец-то!

Хилл кричит «уезжай», явно путаясь языком в отросших клыках, и Итан бормочет себе под нос «угу, разбежался», прежде чем подобраться к животным, сцепившимся в клубок из шерсти, когтей и клыков.

Он изо всех сил замахивается бейсбольной битой, приземляя ее прямо на огромную медвежью голову, на фоне которой его оружие кажется жалкой зубочисткой, и предусмотрительно делает пару шагов назад.

Оборотень, придавливающий странно притихшего Джонатана к дороге, издевательски медленно поворачивается мордой к Итану. С его раскрытой пасти капает розоватая слюна, и Майерс как-то сразу теряет уверенность в собственных силах, стоит в уши ударить страшному реву. Джонатан предпринимает попытку вырваться, но медведь, одним рывком поднимая его с асфальта, отправляет человеческое тело в полет. Хилл ударяется спиной об толстый ствол дерева, раздается сочный хруст, и Майерс, которого и так подташнивает, искренне надеется, что это сломались ветки, а не его позвоночник.

– Может, поболтаем? – Итан примирительно отбрасывает биту, понимая, что в ней больше нет никакого смысла. – Я имею в виду, ну, перед тем…

Пока он говорит, оборотень, стоя на четырех лапах, медленно подбирается к нему, осторожно принюхиваясь к окружающим запахам.

–  … как ты меня убьешь. Хотелось бы знать, если честно, почему я вообще должен сегодня умереть.

Итан упирается спиной в тачку, отступать больше некуда. В ноздри ударяет отвратительный запашок — так воняло из пасти старого пса Мезерса, когда у него на старости лет начали гнить зубы.

– Знаешь, Хилл, если ты там не сдох, – тихо говорит Итан, боязливо вытягивая перед собой руку, когда подошедший оборотень встает на задние лапы, возвышаясь над ним почти на метр, – было бы круто, – Итан переходит на шепот и медленно садится на асфальт, чувствуя, что ноги его больше не держат, – если бы ты помог.

Отредактировано Ethan Myers (2023-01-19 06:27:45)

9

Он проигрывает в этой схватке и подохнет быстрее, чем мальчишка доберется до участка и вызовет подмогу. Лапа медведя вжимает его щекой в дорожное покрытие, впиваясь когтями в полученные раннее в баре ссадины. Он дергается почти в агонии под огромным телом хищника, не имея шансов завершить обращение или скинуть зверя с себя.

- Назад, - рычит Джонатан, видя тень мальчишки с битой в руке в тени фар.

Насколько непроходимым и самоуверенным идиотом нужно быть, чтобы полезть на медведя с битой, отвлекая внимание на себя. Оборотень - совершенно незнакомый на запах - лишь распахивает окровавленную пасть, приходя в ярость. В следующее мгновение Хилл понимает, что его отрывают от земли, как выпотрошенную игрушку, и швыряют на обочину. Так избавляются от мусора и надоевших собак. Он не издает ни звука, когда падает прямиком на торчащий сук. Ветки ломаются, и он скатывается в придорожную канаву.
Давненько он не встречал настолько диких оборотней.

Кажется, он теряет сознание. Как долго длится темнота, Джонатан не знает, распахивая глаза на остатках нерастаявшего снега и видя перед собой прорезь кристально чистого звездного неба. Совсем рядом доносится рев и мальчишеский голос, зовущий его на помощь. Острый слух различает каждый слог, напоминая, как он оказался в лесу с разодранной физиономией и ноющей тупой болью спиной.
Однажды Билл также звал его на помощь, но он не успел спасти.

Хилл скидывает пальто на землю, чтобы было во что завернуться, если не подохнет раньше, как мальчишка завещал. Картинки с обглоданными костями Билла вьетнамскими флэшбэками вызывают неосознанный - не время анализировать - страх за пацана и позволяют забыть о боли. Выброс адреналина достигает нечеловеческой планки, и Джонатан на ходу превращается в волка, выпрыгивая из леса на трассу в своем полноценном обличии. Он вскидывает голову к небу, издавая протяжной вой, - инстинкт, от которого невозможно отучиться.

Желтоватые глаза под цвет шерсти глядят с яростью на нависшего над сползающим по дверце машины подростком. Он преодолевает расстояние в два прыжка, опрокидывая медведя набок с рычанием. Клыки впиваются в морду зверя, тряся из стороны в сторону. Они катаются по дороге с ревом, отпугивающим, вероятно, всех зверей в округе. Джонатан хватает медведя за шкирку, расплачиваясь за свои раны, и отбрасывает в сторону леса. Он защищает окружность вокруг машины, как вожак защищает стаю, не позволяя оборотню подступить к мальчишке, и злость, которую он пронес через года со дня смерти Билла, вырывается наружу рычанием, поднятой шерстью, окровавленными клыками.
И медведь отступает, сбегая в черный лес, но Хилл прекрасно понимает, что не навсегда.

- Р-р-р, - верхняя губа все еще трясется, глаза щурятся, пытаясь разглядеть тень, подвох, но, запах, медведя становится все дальше.

Он все равно ныряет следом в лес, чтобы убедиться наверняка в том, что опасности больше нет. Прошерстив периметр, Джонатан возвращается к месту, куда бросил одежду, и выходит на трассу уже в облике человека, с торчащими из-под подола пальто босыми ногами, и следами крови. Лицо бывшего военного не выражает ничего, словно он отходил отлить за дерево. С таким же равнодушием Хилл отодвигает пацана и садится в машину, нащупывая на заднем сидении не початую банку с колой и жадно опустошая за несколько секунд.

- Долго ждать? - как ни в чем не бывало спрашивает Джонатан, вскидывая бровь. Щелкает колесико зажигалки, и он выпускает облако дыма в опущенное наполовину окно машины. Вторая рука заводит автомобиль, намекая, что они задержались.

На сей раз автомобиль поддается сразу, будто тоже не желает задерживаться в этих местах ни на минуту. Джонатан плавно набирает скорость, продолжая без спроса заполнять салон сигаретным запахом.

- Он тебя тронул? - мужчина поворачивается на пацана, пытаясь оценить ущерб, нанесенный сыночку шерифа. Собственная спина болит настолько сильно, что невыносимо сидеть в водительском кресле, но Хилл знает, что на нем заживает все также быстро, как на собаке. Даже если поначалу выглядит несовместимым с жизнью. Другое дело угловатый пацан, которого можно раздавить одной лапой.

10

Оборотень заносит над ним огромную лапу, блестящие от слюны клыки блестят в темноте, и Итан всем телом отворачивается к машине, не желая встречаться со смертью лицом к лицу. Когти вспарывают джинсовку, оставляя на ней глубокие прорехи, шея вспыхивает острой болью, а потом медведя сносит с ног появившийся из ниоткуда рычащий волк. Итан не видит, что происходит дальше, крепко зажмурив глаза, и лишь прислушивается к дикому звериному реву, отсчитывая секунды. Он позволяет себе открыть глаза только на пятидесятой, боязно оборачиваясь через плечо.

Из леса выходит босой, закутанный в пальто Джонатан, и пока Итан пытается встать, вцепившись в дверную ручку, он уже нагло роется у него в вещах.

— Ты, блядь, нормальный вообще?! – Итан чувствует, как от пережитого страха к горлу подступает тошнота, но заставляет себя глубоко вдохнуть, пережидая приступ. – Да кого я спрашиваю. Этот мудила тебе чуть голову не отвинтил, если ты вдруг не заметил. Если бы я уехал, тебе был бы пиздец. Так что подожди, будь так добр, пару минут.

Пока Джонатан вальяжно закуривает, снова устроившись у руля, Итан обеими руками облокачивается на тачку, упираясь горячим лбом в прохладный металл. Он прикрывая глаза, заставляя себя размеренно дышать, и пытается успокоить бешено бьющееся сердце, разгоняющее остатки адреналина по вскипевшим венам. Проходит не меньше минуты, прежде чем он, с убийственно непроницаемым лицом, молча забирается в машину, не издав ни звука.

Когда до мозга наконец доходит, что опасность миновала, и сегодня никто не умрет, Итан мгновенно обмякает в кресле, не чувствуя ни рук, ни ног. Расфокусированный взгляд, направленный в никуда, не замечает ни дороги, ни окружающей действительности. Из оцепенения его его выводит вопрос Джонатана, хриплый голос которого разрезает тишину так внезапно, что и без того взвинченный Итан дергается, как от пощечины.

– Не знаю, – отвечает честно, прислушиваясь к ощущением в теле, которое кажется ему совсем чужим. Шея сзади откликается жжением, и Итан недоверчиво дотрагивается до этого места пальцами, чувствуя, как они становятся мокрыми.

Он поворачивается поврежденным местом к Джонатану, демонстрируя две неглубокие, но кровящие царапины, и морщится, чувствуя, как их неприятно задевает ворот джинсовой куртки.

В любом другом случае он бы снова закатил истерику, обвиняя Джонатана во всех смертных грехах, но сейчас ему откровенно плевать на последствия новой встречи с чудовищем из его ночных кошмаров. Сидящему по левую руку Хиллу досталось куда сильнее, и хотя оборотни славятся своей регенерацией, неизвестно, какое кровавое месиво может оказаться у него под пальто.

По правде говоря, вряд ли презрительному Джонатану, даже не знающему, как зовут младшего Майерса, есть хоть какое-то дело до его раны. Разумеется, если сын шерифа откинется, это станет для него проблемой, поэтому нечего удивляться, что оборотень попросту не хочет усложнять себе жизнь.

Итан чувствует себя слабым и ничтожным. Он рисковал своей жизнью, чтобы дать Джонатану возможность перекинуться в полный релиз, хотя мог бы просто сбежать, и тот факт, что его поступок остался совершенно незамеченным, выскребает в душе рану гораздо более глубокую, чем на теле. Глупо было надеяться, что Хилл когда-нибудь изменит к нему свое отношение – он для него всего лишь безымянный «пацан», и Итан совершенно не хочет задумываться, почему это так его задевает.

Когда машина подъезжает к дому, где живут Майерсы, Итан с облегчением выдыхает, обнаружив, что рядом нет служебной машины отца, а в окнах не горит свет.

Приглашать домой Джонатана нет ни малейшего желания, ровно как и заговаривать с ним, но не может же он отпустить полуголого окровавленного мужика шататься по городу. Какой-нибудь сердобольный дедок пристрелит его, как бешеную псину.

– Ты можешь принять у нас душ и обработать раны, пока я ищу для тебя одежду. Не думаю, что стоит разгуливать в таком виде.

Итан не дожидается ответа и сразу выходит из машины, вымученно хромая к дому, и все-таки удивляется, когда слышит, как хлопает входной дверью Джонатан, заходящий следом.

– Душ там, – он кивает головой, не желая даже смотреть в сторону оборотня, – чистое полотенце в шкафу на полке.

Итан позволяет себе маленькую подлость, не предупреждая Джонатана, что нужно пару минут подождать, пока сольется вода, иначе из крана хлынет кипяток.

В спальне отца, расположенной на первом этаже, приходится покопаться, чтобы найти подходящую для широкоплечего оборотня одежду. Мужская половина Майерсев комфортно существует в творческом беспорядке, а после смерти мамы дома и вовсе убираются редко.

Сложив на кухонный стол светлые бейсбольные штаны тех славных времен, когда отец еще играл за полицейскую сборную, и свободную фланелевую рубашку, Итан слабо усмехается, представляя, как комично будет выглядеть Джонатан в этих шмотках. Он готовит аптечку, пока из душа доносятся равномерные звуки текущей воды, и устраивается ждать на стуле, оставшись в футболке и джинсах.

Когда Джонатан выходит из душа, туго обернув бедра полотенцем, уже испачканным кровью, Итан округляет глаза, глупо уставившись на мощный мускулистый торс, с которого все еще стекают капельки воды. У оборотня мощная грудь и развитые косые мышцы, Итан недоверчиво моргает, испытывая смесь зависти и чего-то… другого.

Он отводит взгляд, инстинктивно облизывая губы, которые снова искусал в мясо, хватается за аптечку, чуть было не свалив все на пол, и многозначительно откашливается.

– Я могу обработать раны, – он достает вату и перекись, – моя мама была медсестрой. Я так понимаю… – он снова поднимает глаза на Джонатана, но старается не пялиться на вздымающуюся от спокойного дыхания грудь, а осматривать повреждения, – что они скоро заживут сами, но все-таки будет лучше, если мы остановим кровотечение.

На собственные увечья Итан временно забивает, он успеет ими заняться, когда Джонатан соблаговолит свалить.

Отредактировано Ethan Myers (2023-01-19 23:15:28)

11

Джонатан выслушивает гневную тираду с невозмутимой отстраненностью. Для неокрепшей человеческой психики все произошедшее является потрясением, но у бывшего военного не настолько прокачен навык сочувствия, чтобы зашивать все эти разрывы в его голове. Мальчишка сам увязался за ним, небось с такой же взрослой самостоятельность стал свидетелем расправы медведя над жертвой, а за свои поступки нужно отвечать. Платочек у Джонатана для соплей по такому поводу не заготовлен.

-  Не впервые, - пожимает плечами Джонатан, стряхивая пепел в приоткрытое окно и управляя автомобилем одной рукой. - Дифференцируй параметры нормальности, тогда смогу подтвердить или опровергнуть твой вопрос.

Пацан тем временем успокаивается и даже не трещит без умолку, как сломавшийся радиоприемник. Видимо, тряхануло его не слабо. Майерс смиренно поворачивает голову, обнажая следы когтей, и Хилл тихо чертыхается. Мальчишке реально досталось, и он - нужно отдать должное - неплохо так держится для подстреленного бойца.

- Выглядит паршиво, - бросает Хилл, оттягивая ворот куртки пальцами, чтобы рассмотреть рану. - Зато будет уроком.

Остаток дороги они проводят в тишине, и Джонатан даже сожалеет об этом загробном мире в тачке, потому как без отвлекающих и раздражающих факторов в лице Майерса каждый кусок разодранной кожи на теле напоминает о себе. Шерстяное пальто неприятно щиплет ссадины и, кажется, успевает прилипнуть к запекшейся крови.

Хилл плавно притормаживает и заглушает двигатель, намекая, что парню пора проваливать, и Майерс не медлит, даже не оскорбив его на прощание за несоответствие ожиданиям. Джонатан опускает голову на руль, слыша сквозь все еще открытую форточку предложение остаться. В одном пацан прав: его появление в таком виде на парковке у бара грозит закончиться либо подстреленным волком, либо растерзанными клиентами. Местные найдут повод для решающего выстрела. Старик Вильямс на второй день пребывания Джонатана в городишке подстрелил голубя из охотничьего ружья над его головой. Следующий выстрел может пройти ниже.

Джонатан продолжает молчать, когда они входят в непритязательное американское жилище с холостяцким беспорядком и бесхозными вещами. На стене отца обязаны быть фотографии сына с каждого его Дня Рождения, семь пар черных носков и складируемые на спинке стула брюки, а у мальчишки любимая музыкальная группа на стене, рюкзак на полу с мятыми тетрадями и протертым дном и кеды под кроватью среди банок, бутылок и упаковок от фаст-фуда.

Он кивает и хромает в ванную, стараясь не слишком выдавать степень собственной подбитости. Из шланга на него обрушивается кипяток, но Хилл стискивает зубы, не издавая ни звука. Раны ошпаривает, впрочем, он весь напоминает оголенной нерв. Завтра уже станет легче, но пока что боль заполняет собой каждую клетку. И Джонатан неохотно и неосознанно вспоминает Майерса, с подростковой самонадеянностью и бесстрашием обрушивающим биту на голову медведя.
Он действительно полез под удар ради него, пока все остальные жители городка мечтают увидеть его сгнивающее тело в канаве.

Кровь продолжает стекать по телу на дно душевой кабины. Горячая вода вновь вызывает кровотечение, сдирая образовавшийся защитный слой. Зато от него не пахнет псиной и потом. Он нащупывает полотенце, обматывая его вокруг бедер, и шлепает босыми ногами обратно на кухню, оставляя капли воды на коже не высохшими. Слишком неприятно касаться содранных мест.

- Как твое имя, пацан? - кажется, шериф упоминал эту незначительную деталь, когда знакомил его со своим отпрыском, но Джонатан не уделил должного внимания такой ерунде. В конечном итоге, его послали в эту дыру не нянчиться с ребенком, а разобраться с оборотнем. Кто же знал, что малолетняя головная боль прилагается к служебным обязанностям по умолчанию.

Хилл застает пацана с аптечкой на коленях и нервно бегающим взглядом. Красивый профиль прикрывает спадающая прядь засаленных после долгого дня волос. Он не красив, но определенно притягателен и самобытен, а это зачастую опаснее для окружающих, чем классическая красота.
Джонатан не желает тратить время на пустую болтовню, учитывая, что шериф может нагрянуть в любую минуту, потому просто опускается рядом и поворачивается ссадинами к пацану.

- Была... И где она сейчас? - впервые проявляя хоть какой-то интерес к существованию подростка, спрашивает Хилл. - Я не слишком тактичный, как ты успел заметить.

Волчара настойчиво выворачивается из-под ваты с перекисью, мол достаточно латать раны, остальное зарастет, как на псине, и бросает недоверчивый взгляд на предоставленную с хозяйского плеча одежду. Из годов эдак шестидесятых, когда отцы приходили на школьные матчи своих сыновей в бейсбольных штанах и фланелевых рубашках грязно-пастельных тонов, обязательно заправленных под пояс. Сам Джонатан всегда до ужаса дотошен в вопросах выбора одежды, и в состоянии довести консультантов до нервного срыва. Губы искривляются в усмешке, и он вскидывает бровь, поворачиваясь к парню. Мальчишка решил отомстить ему за грубость и пренебрежение, и Джонатан засчитывает ход.

Он скидывает окровавленной махровое полотенце на пол, и инстинктивно отворачивается спиной к школьнику. Вряд ли шериф одобрит голого взрослого мужика на одной кухне с сыном. Джонатан влезает в брюки, которые приходятся точь-в-точь по бедрам и ягодицам, облегая задницу. Рубашку он оставляет расстегнутой на половину и закатывает рукава по локти, обнажая рельефные, с налитыми кровью венами предплечья. Благодаря мягкости ткани раны не щиплет от каждого телодвижения, и он даже сможет доковылять до отеля, чтобы проспать не меньше суток.

- Дай, посмотрю что ли, - вздыхает Хилл, и теперь на его лице можно заметить отпечаток усталости и отбитые тридцать девять лет жизни. - Лимит на укусы на сегодня исчерпан, так что не дергайся.

В годы службы - да и после - ему приходилось зализывать свои и чужие раны, выдирать пули, останавливать кровотечения и даже ампутировать  конечности с признаками гангрены. Он без лишних слов забирает вату из пальцев мальчишки и поливает перекисью. Вторую руку он кладет на затылок парня, ныряя в отросшие волосы, и чуть наклоняет вперед, чтобы обеспечить доступ к оставленным на шее следам.

- Нужно хорошенько обработать, - раны, полученные от зверей, заживают дольше и имеют склонность к инфекции. - Поэтому будет очень больно.

Джонатан четкими, быстрыми движениями касается разодранных мест смоченной ватой, выводя линию когтей по шее сверху вниз. Края ран выглядят воспаленными, и, если пацан не хочет насильно оказаться в местной больничке, ему придется чуточку потерпеть.

12

Приходится закусить щеки изнутри, чтобы на просьбу дифференцировать понятия нормальности просто не послать Хилла, без спроса прокуривающего его тачку, обратно в лес, чтобы медведь мог закончить начатое.

От едкого сигаретного дыма Итан морщится, воротит нос, не скрывая своего отвращения, но все так же молча приоткрывает окно, надеясь, что запах не впитается в обивку.

«Зато будет уроком».

– Господи, помоги, – саркастично думает Итан, покрепче сжимая зубы.

Кажется, свою школу жизни Хилл уже прошел, и никаких новых уроков из встречи с оборотнем не вынес. А тот, кто должен был научить его сочувствию и состраданию, очевидно проебался, иначе нельзя объяснить, почему даже у табуретки будет получше с эмпатией.

Вопрос про имя прилетает в лоб. Итан недоверчиво поднимает на оборотня глаза, не веря в то, что Джонатан впервые им заинтересовался. В голове крутится куча идей, как бы поязвительнее ответить, но вместо этого Майерс просто пожимает плечами. Слишком он устал, чтобы продолжать выебываться.

– Итан.

От Джонатана, стоящего преступно близко, исходит физически ощущаемое тепло, да и сам он горячий, как печка – видимо, регенерация свое дело знает. Интересно, если бы не она, каковы шансы, что он бы погиб сегодня, защищая его?

– Нас обоих, – Итан мысленно исправляется.

Он закусывает губу, старательно обрабатывая самую глубокую рану на ребрах, и старается, хоть Джонатан и не заслужил, прикасаться невесомо и аккуратно. На столе лежит уже несколько кусков использованной ваты, когда оборотень уходит от прикосновений, обозначая, что игра в медсестричку закончена.

Когда он спрашивает про маму – надо же, второй личный вопрос за десять минут – сосредоточенный взгляд Итана тухнет, как спичка. Он отводит взгляд от Хилла, мгновенно замыкаясь в себе.

– Умерла, – просто отвечает Майерс, глядя на свои руки. С таким человеком, как Джонатан, обсуждать маму, память о которой была его ориентиром, он не будет. Но одну деталь все-таки уточняет: — погибла.

Мысли о ее смерти покидают его так же быстро, как и появляются, когда Джонатан без предупреждения скидывает полотенце с бедер, отворачиваясь спиной. От неожиданно Итан чуть было не опрокидывается со стула, тоже отвернувшись, и встает, чтобы налить себе стакан воды.

Природное любопытство оказывается сильнее, поэтому он исподтишка пялится, как Джонатан натягивает на сильные мускулистые ноги и крепкую задницу слишком узкие для его габаритов штаны. Выглядит он, честно говоря, как стриптизерша в колготках, и Итан давит смешок, делая вид, что поперхнулся. Пока Джонатан надевает рубашку, он успевает заметить, как плотно штаны натянулись спереди, подчеркивая его крупное достоинство, и Итан заливается краской, в очередной раз отводя глаза. Хорошо, что рубашка длинная.

Когда Джонатан предлагает осмотреть раны – слишком ультимативно, чтобы отказаться, Итан снова сидит за столом, и такого подвоха вовсе не ожидает. Он дергается, чтобы капитулировать, потому что боится боли, но рука оборотня ложится ему на затылок, и Итан затихает, не двигаясь, как кролик, угодивший в террариум со змеей. Но хватает его ненадолго.

– Ай, блин, чувак, да что ты… блядь, да больно же, – он пытается вывернуться, но чертов волчара держит крепко. – Твою мать, Хилл, – Итан скрипит сквозь сжатые зубы, – а понежнее никак? Ох блядь.

Он продолжает ругаться, шипеть и дергаться, пока Джонатан обрабатывает его раны, но терпит, пока тот не закончит. По нескромному мнению обиженного и покалеченного Итана, «спасибо» он сегодня явно не заслуживает.

Со двора доносятся звуки спешно паркующегося автомобиля, и Итан, не сдерживаясь, жалобно скулит. Меньше чем через минуту в дом заходит отец, и на его лице застывает такое яростное выражение, что становится понятно – никому не сдобровать. В руке шериф держит кепку Итана, и тот прикусывает язык от досады. Забыл ее в баре, вот же невнимательный идиот.

– Что произошло? – Шериф оглядывается по сторонам, цепким взором изучая бардак на кухонном столе: влажное окровавленное полотенце, куски использованной ваты, полупустой пузырек перекиси и исполосованная джинсовая куртка. От его внимания не ускользают ни раны на шее Итана, ни прилично подбитая морда Джонатана.

– Пап, я все объясню, мы…

– Хилл, – Нейтан Майерс жестко перебивает Итана, даже не глядя в его сторону. – Если с головы моего сына…

– Он меня спас! – На этот раз Итан перебивает отца, воинственно складывая руки на груди.

– И почему, позволь узнать, тебя вообще понадобилось спасать?

Итан хмурится, мгновенно поникнув, но выдерживает проницательный взгляд шерифа. Джонатан как нельзя лучше не влезает в их разговор.

– Присядь, ладно? Я сейчас все расскажу.

Ему потребовалось не меньше получаса, чтобы обрисовать мрачнеющему с каждой минутой отцу ситуацию – от своего появления в баре до их триумфального возвращения домой. Он немного лукавит, придумав на ходу дурацкую причину, по которой ему понадобилось поговорить с Хиллом на ночь глядя, и предусмотрительно не упоминает о своих геройствах, отдав все лавры помалкивающему Джонатану.

Нейтан, неустанно задающий уточняющие вопросы, делает небольшую паузу, чтобы плеснуть себе виски. Подумав, он достает стакан и для Джонатана. Хороший знак, значит, шериф все-таки отложил идею закинуть оборотня за решетку и отдать под суд.

Итану, которому тоже не мешало бы успокоить нервы, виски не достается, и он недовольно куксится, глядя, как бутылка исчезает за дверцей кухонного шкафа.

– Значит, следы на машине оставил оборотень? Тот, другой?

Шериф обращается к Джонатану. У Итана от обиды выкручиваются жилы – спросил бы уж без обид, не свихнулся ли его сын, ставший свидетелем убийства, и действительно ли второй оборотень существует. Он-то думал, что отец ему правда верит, а тот сомневался в его словах до последней минуты.

– И он просто напал на вас посреди леса, когда ты подвозил Итана домой? Итан, не встревай, – отец предупредительно смотрит на сына, открывшего было рот. – Тебя вообще не должно было быть в том баре, Сэм мне все рассказал. Ты использовал смерть матери как предлог, серьезно? Мы еще поговорим об этом. Позже.

Итан заливается краской, представив, как Сэм приносит недоумевающему шерифу свои соболезнования.

– Я уговорил Криса не подавать заявление, хоть ты ему и здорово врезал, – Нейтан неодобрительно качает головой. – Ребята твердят как один, что драку затеял ты, но я хорошо их знаю. Они… неплохие мужики. Просто твое присутствие их слегка… взбаламутило. После убийства мальчика мы все немного на нервах.

Шериф подбирает слова осторожно, стараясь не оскорбить Джонатана, и Итан ему за это искренне благодарен, хоть и знает, что отец тоже относится к чужаку со свойственным местным предубеждением.

– К тому же, кто-то проткнул колеса твоей машины и погнул диски. Все сразу. И никто ничего не видел.

Несложно представить себе окровавленное лицо Криса Редфилда, отрицающего свою причастность к этому донельзя таинственному инциденту.

– Пока твоя машина будет в ремонте, ты можешь одолжить наш Форд.

– В смысле мой Форд? – Притихший Итан мгновенно подает голос, от возмущения чуть не смахнув стаканы. – А до школы мне как добираться? На автобусе?

– Я смогу подвозить тебя с утра.

– Просто супер. Шериф будет возить меня в школу, как маленького, одноклассники обзавидуются.

– Не дерзи. Во-первых, это всего на пару дней, во-вторых, я еще не решил, как тебя наказать.

– Ремонтом будет заниматься Крис, так? – Итан игнорирует угрозу, надеясь, что на утро отец все-таки смилуется. – Он из вредности провозится неделю, а мне нужно как-то добираться обратно до дома.

– Может, Джонатан сможет тебя забирать? – Ледяной взгляд Нейтана явно не подразумевает отказа.

– Ну просто отлично, личный шофер-оборотень. Теперь меня точно будут обходить стороной. Мало того, что все и так думают, что я спятил, так теперь еще и это. Супер, пап, спасибо. Если это все, я иду делать уроки, завтра алгебра, – Итан отправляет Джонатану кислую улыбку, припоминая его же издевку.

Пока он поднимается по лестнице в свою спальню, предусмотрительно захватив куртку, мужчины о чем-то тихо переговариваются.

– Не трогай мои вещи и не кури в тачке, Хилл, – через плечо кричит Итан, прежде чем многозначительно захлопнуть дверь и обессилено сползти по ней, уткнув лицо в колени. Волосы провоняли сигаретным дымом, но этот запах, на удивление, не раздражает, а успокаивает, напоминая о Джонатане.

///

– После смерти Мэри с ним стало… – шериф устало пожимает плечами, – сложнее. Просто, как ты понимаешь, с ним никогда не было, но ее смерть… Это было испытанием для нас обоих.

Нейтан встает, чтобы снова налить себе виски, что Итан бы категорически не одобрил – сын не слишком жалует, когда он налегает на алкоголь. Шериф вопросительно смотрит на Джонатана, а потом доливает и в его стакан, решив, что сейчас им обоим это не повредит.

– Я должен признаться, что действительно сомневался в его словах. У Итана с детства богатое воображение, а учитывая, в каком состоянии было тело, когда мы его нашли, было бы неудивительно, что оборотень ему просто привиделся.

Задумчиво поболтав жидкостью в стакане, Нейтан делает небольшой глоток, собираясь с мыслями.

– Но мы должны доверять друг другу. Мэри всегда была связующим звеном между нами, и после ее смерти мы отдалились. Я оплакивал жену, он – мать, и ему потребовалось время, чтобы перестать винить меня в случившемся.

Делиться подробностями смерти жены шериф не стал, решив, что всему свое время. Возможно, эта информация и вовсе Джонатану не понадобится.

– Рядом с кладбищем Майнор Хилл есть болотистые леса. С моста Рэд Банк нужно съехать на проселочную дорогу и держаться реки. Потом дорога заканчивается, и придется пару километров идти пешком. Там живет Анпэйту, старик из племени навахо. Черт знает, как он сюда попал – у него и документов толком нет, никто не знает, сколько ему лет.

Нейтан хмурится, явно не слишком довольный таким раскладом.

– Он не появляется в городе. Охотится в лесах, воду берет… не знаю, из озер, наверное. Рыбачит там же. Мы вообще мало чего о нем знаем, кроме того, что он… кажется, они называют это йи'наалдлушии, – особой уверенности в произношении у шерифа нет. – Словом, да, тоже оборотень. Койот.

Последний глоток виски.

– Мы, конечно, его опросили, но я не думаю, если честно, что старик еще на что-то способен. Тем не менее, это не значит, что ему ничего не известно. Навахо не будут с откровенничать с людьми, если ты понимаешь, о чем я.

Шериф отвлекается, чтобы прибрать бардак на кухонном столе, который устроил Итан, и ставит опустошенные стаканы в раковину. Он кажется глубоко задумавшимся.

– Тебе стоит съездить к нему. И хотя мне это не нравится – да и тебе, я уверен, тоже – возьми с собой Итана. Во-первых, он покажет дорогу. Во-вторых, он все равно за тобой увяжется. В-третьих… это было не случайное нападение, я прав? Не знаю, догадался ли Итан, но мне будет спокойнее, если ты за ним присмотришь.

Поколебавшись, Нейтан протягивает Джонатану руку.

– Одежду можешь оставить себе, хоть это и явно не твой стиль, – шериф сдержанно улыбается. – Спасибо, что помог Итану. Не хочу говорить, как какой-то слащавый старик, что он единственное, что у меня осталось, и все в таком духе, но это и правда так. Ключи от машины на столе в коридоре, с этим идиотским зеленым брелком-гусеницей, – он закатывает глаза, точь-в-точь как делает его сын. – Доброй ночи, Хилл.

Отредактировано Ethan Myers (2023-01-21 18:01:07)


Вы здесь » арфа сломана » Jonathan x Ethan » 14 апреля 1991 / End of the ride